"Милые порядки" на железной дороге
1901 год
Милые порядки.
В то время, как в железнодорожные купэ первого класса врываются Малышевы, производя покушения на жизнь пассажиров, железнодорожные служащие врываются к пассажирам в уборные, покушаясь на их стыдливость.
Конечно, между этими деяниями существует дистанция огромного размера, но, тем не менее, и то, и другое являются насилием над личностью пассажиров, причем железнодорожные служащие уверяют, что, производя насилие, они действуют законным образом. Я не знаю железнодорожных правил, но полагаю, что общий закон, охраняющий естественное чувство стыдливости, обязателен даже и для господ железнодорожных служащих....А между тем, я получаю уже не первое письмо с жалобами на такой, в высшей степени бесцеремонный и несомненно противозаконный, образ действия железнодорожного контроля, причем каждый раз указывается на то, что контролеры, открывающие своим ключом уборные, независимо от того, кто в них находится— мужчина или дама, считают себя вправе так действовать, на основании железнодорожных правил. Было бы в высшей степени интересно и важно объяснить железнодорожным служащим их, весьма неприятное для пассажиров, заблуждение; это и попытался было сделать один из воспитанников харьковского земледельческого училища, ехавший 22-го июня (1901 года) с вечерним поездом №18.
Он решил занести факт открывания железнодорожными служащими закрытых уборных в жалобную книгу; но на пути к осуществлению этой цели юноше пришлось встретиться с такими ранами и скорпионами, которые заслуживают того, чтобы о них рассказать печатно.
Что такое жалобная книга? Если верить печатным надписям, бросающимся в глаза на каждой станции, это книга, которая всегда должна, быть предъявлена по требованию пассажира, для занесения туда жалоб на железнодорожные непорядки.
На некоторых небольших станциях она, если верить Антону Чехову, лежит без всяких запоров и обитатели станции вместе с пассажирами занимаются вписыванием в неё мудростей, вроде: „Ты картина, я портрет,
Ты скотина, а я нет",
или „господа, Никандров социалист".
Очевидно,что на такой станции царят идиллические порядки; но есть и другие станции, где порядки будут уже значительно построже, а желание внести претензию в жалобную книгу встречает резкий отпор и обрушивает на голову беспокойного человека ряд злоключений.
Учащийся, г. Я., попросил жалобную книгу у начальника разъезда на 222 версте, объяснив ему цель своей просьбы. Но начальник разъезда в просьбе отказал, на том основании, что „по его мнению, контролер поступил вполне законно. Приходится только удивляться, для чего существуют жалобные книги, с довольно длительной процедурой расследования, когда начальники разъезда в одну минуту готовы разобраться в любой претензии и вынести тот час же свой приговор, краткий и безапелляционный.
Хотя г. Я. приговором начальника разъезда не удовлетворился и продолжал просить жалобную книгу, он ее так и не получил и поехал дальше, сказав, что запишет жалобу в Дергачах.
В Дергачах начальник станции книгу дал, но когда г. Я. стал заносить в нее свою жалобу, неожиданно явилось препятствие, в виде станционного жандарма, заявившего, что он записывать жалобы не позволит, в виду... нетрезвого поведения жалобщика.
Это заявление было совершенно неожиданным сюрпризом как для г. Я., так и для его товарищей, но может найти себе объяснение в фразе этого стража: „Мы уже получили о вас известие". Очевидно, что известие могло исходить от начальника разъезда; ему-же, по-видимому, принадлежит и миф о нетрезвом состоянии, так как имеются свидетели, что начальник разъезда, после того как г. Я уехал, объяснял публике свой отказ в выдаче книги именно таким образом.
Железнодорожные служащие не только самовольничали, открывая запертые уборные и тем нарушая правила благопристойности; они не только самовольничали, отказывая пассажиру в праве жаловаться, но и не остановились перед несправедливым обвинением, весьма тяжким для учащегося в среднем учебном заведении.
Начальник ст. Дергачи вступился за юношу и, благодаря этому, жалоба была дописана, но раньше г. Я. пришлось выслушать всевозможные запугивания, рассказы о том, как некто за внесение жалобы был арестован на четырнадцать дней, и даже угрозы арестовать.
Таким образом, желание г. Я. занести свою жалобу на безобразные поступки железнодорожного контролера, имеющие хронический характер, обошлось ему очень дорого.
Хорошо, что у него есть свидетели, могущие опровергнуть взведенное на него обвинение; хорошо, что через несколько минут после этого его видел надзиратель училища, могущий засвидетельствовать его вполне нормальное состояние. Не будь этого, попытка занести жалобу могла бы обойтись учащемуся еще дороже.
Тут все интересно; и отношение к пассажиру, носящему форму учебного заведения, и систематическое врывание служащих в уборные.
В числе жалоб на последнее обстоятельство у меня имеются две от пассажирок-дам.
С. Яблоновский.
"Южный край" №7058
Милые порядки.
В то время, как в железнодорожные купэ первого класса врываются Малышевы, производя покушения на жизнь пассажиров, железнодорожные служащие врываются к пассажирам в уборные, покушаясь на их стыдливость.
Конечно, между этими деяниями существует дистанция огромного размера, но, тем не менее, и то, и другое являются насилием над личностью пассажиров, причем железнодорожные служащие уверяют, что, производя насилие, они действуют законным образом. Я не знаю железнодорожных правил, но полагаю, что общий закон, охраняющий естественное чувство стыдливости, обязателен даже и для господ железнодорожных служащих....А между тем, я получаю уже не первое письмо с жалобами на такой, в высшей степени бесцеремонный и несомненно противозаконный, образ действия железнодорожного контроля, причем каждый раз указывается на то, что контролеры, открывающие своим ключом уборные, независимо от того, кто в них находится— мужчина или дама, считают себя вправе так действовать, на основании железнодорожных правил. Было бы в высшей степени интересно и важно объяснить железнодорожным служащим их, весьма неприятное для пассажиров, заблуждение; это и попытался было сделать один из воспитанников харьковского земледельческого училища, ехавший 22-го июня (1901 года) с вечерним поездом №18.
Он решил занести факт открывания железнодорожными служащими закрытых уборных в жалобную книгу; но на пути к осуществлению этой цели юноше пришлось встретиться с такими ранами и скорпионами, которые заслуживают того, чтобы о них рассказать печатно.
Что такое жалобная книга? Если верить печатным надписям, бросающимся в глаза на каждой станции, это книга, которая всегда должна, быть предъявлена по требованию пассажира, для занесения туда жалоб на железнодорожные непорядки.
На некоторых небольших станциях она, если верить Антону Чехову, лежит без всяких запоров и обитатели станции вместе с пассажирами занимаются вписыванием в неё мудростей, вроде: „Ты картина, я портрет,
Ты скотина, а я нет",
или „господа, Никандров социалист".
Очевидно,что на такой станции царят идиллические порядки; но есть и другие станции, где порядки будут уже значительно построже, а желание внести претензию в жалобную книгу встречает резкий отпор и обрушивает на голову беспокойного человека ряд злоключений.
Учащийся, г. Я., попросил жалобную книгу у начальника разъезда на 222 версте, объяснив ему цель своей просьбы. Но начальник разъезда в просьбе отказал, на том основании, что „по его мнению, контролер поступил вполне законно. Приходится только удивляться, для чего существуют жалобные книги, с довольно длительной процедурой расследования, когда начальники разъезда в одну минуту готовы разобраться в любой претензии и вынести тот час же свой приговор, краткий и безапелляционный.
Хотя г. Я. приговором начальника разъезда не удовлетворился и продолжал просить жалобную книгу, он ее так и не получил и поехал дальше, сказав, что запишет жалобу в Дергачах.
В Дергачах начальник станции книгу дал, но когда г. Я. стал заносить в нее свою жалобу, неожиданно явилось препятствие, в виде станционного жандарма, заявившего, что он записывать жалобы не позволит, в виду... нетрезвого поведения жалобщика.
Это заявление было совершенно неожиданным сюрпризом как для г. Я., так и для его товарищей, но может найти себе объяснение в фразе этого стража: „Мы уже получили о вас известие". Очевидно, что известие могло исходить от начальника разъезда; ему-же, по-видимому, принадлежит и миф о нетрезвом состоянии, так как имеются свидетели, что начальник разъезда, после того как г. Я уехал, объяснял публике свой отказ в выдаче книги именно таким образом.
Железнодорожные служащие не только самовольничали, открывая запертые уборные и тем нарушая правила благопристойности; они не только самовольничали, отказывая пассажиру в праве жаловаться, но и не остановились перед несправедливым обвинением, весьма тяжким для учащегося в среднем учебном заведении.
Начальник ст. Дергачи вступился за юношу и, благодаря этому, жалоба была дописана, но раньше г. Я. пришлось выслушать всевозможные запугивания, рассказы о том, как некто за внесение жалобы был арестован на четырнадцать дней, и даже угрозы арестовать.
Таким образом, желание г. Я. занести свою жалобу на безобразные поступки железнодорожного контролера, имеющие хронический характер, обошлось ему очень дорого.
Хорошо, что у него есть свидетели, могущие опровергнуть взведенное на него обвинение; хорошо, что через несколько минут после этого его видел надзиратель училища, могущий засвидетельствовать его вполне нормальное состояние. Не будь этого, попытка занести жалобу могла бы обойтись учащемуся еще дороже.
Тут все интересно; и отношение к пассажиру, носящему форму учебного заведения, и систематическое врывание служащих в уборные.
В числе жалоб на последнее обстоятельство у меня имеются две от пассажирок-дам.
С. Яблоновский.
"Южный край" №7058
Комментарии
Отправить комментарий